Наваждение генерала драконов (СИ). Страница 2

— Совсем-совсем другим станешь? — тихо произнесла, тяжело вздыхая.

— Встретишь, не узнаешь, — он тоже сник.

— Глупости, Оуэн, я тебя из тысячи драконов узнаю.

— А если нет? — в его глазах я заметила неподдельный страх. — Ты моя истинная. Встретишь другого мальчика, влюбишься, а мне что делать? Мне как жить?

— На поединок соперника вызывай, — предложила я.

— Ага, а ты меня потом не любить за это будешь, — он покачал головой.

— Но ты же признаешься, что это ты. Так что буду любить.

Я вообще не понимала, в чем он видит проблему.

Ну будто я такая ветреная, что забуду его через день после расставания. Я ведь не изменюсь. Найдет, узнает и предложение сделает.

Дел-то!

— Ну нет. — Кажется Оуэна такой расклад не устраивал. — Твой портретик, поди, уже в шкатулке невест и его всем показывают.

— Ну...

Я замялась, на самом деле, никто на меня и не смотрел. А еще и высмеивали. Хотя больше возмущались, что отец посмел мой портрет в шкатулку с лучшими невестами закинуть. Это позорило остальных претенденток. Сначала я плакала и просила его убрать, да только хворостиной за это получила.

Для родителей я товар, который нужно было сбыть с рук желательно наварившись на этом.

— Я знаю, что он там, — проворчал Оуэн. — Мне говорили. Не успею я! Выдаст тебя отец замуж, и что потом? Все поцелуи другому достанутся!

— Ой, ну ладно, целуй, — сдалась я.

Просияв, он подскочил ко мне и, смело обняв, чмокнул в правую щеку.

— Ну, всё! — Я всплеснула руками. — Прощай моя репутация!

— Чего это! Тебя, между прочим, жених поцеловал! — он, не упустив момент, чмокнул еще раз в ту же щеку.

— Всё равно неприлично, — сокрушалась я.

— А если я ночью за тобой приду, сбежишь со мной?

— Нельзя так, Оуэн. Мы маленькие. — Неуклюже обняв его, слегка покраснела. — Без взрослых никак...

— Я смогу тебя защитить. К тому же отец поругается и смирится. Не любит он просто магов.

— А мой не любит драконов, — призналась я.

— Это он зря. Мы сильные и храбрые, — Оуэн сжал меня, показывая, насколько крепки его руки. — Можно ещё раз поцелую?

— Ну нет уж, только после свадьбы.

— Ну разок, — он попытался снова дотянуться до моей щеки.

— Нет, и всё тут, — взбунтовалась я. — Не порть мою репутацию! А то никакое приданое дело не поправит.

Брякнула и еще больше покраснела. Не было у меня сундука с новенькими простынями да скатертями. Эх...

— Ой, эти ваши девчачьи заморочки, — фыркнул Оуэн. — Вот у драконов муж всем обеспечивает жену и ещё и сам калым платит. Нужны мне эти твои платочки носовые?!

— Тебе не нужны, мне надо, — проворчала уязвленно. — Нечего тут. Приданое — это лицо невесты.

— Лицо — это лицо. Оно вон у тебя какое красивое. Я за тебя любой калым отдам.

— Побереги калым-то, — тут же возмутилась я. — Нечего семейное добро разбазаривать. Папа говорит, муж хозяйственным должен быть, а ты...

— А я очень хозяйственный. Да я самый хозяйственный из драконов! Айла, ты только за другого замуж не выходи.

— И не подумаю, — я выбралась из его объятий. — Что я пустоголовая, что ли? Ты ушел, а я через день и имя позабыла!

Пройдя по поляне, поднялась на пригорок и взглянула вниз. Прямо подо мной бурлила глубокая полноводная река. Грязная вода, ударяясь о глинистый берег, уносила за собой поднятую муть.

В Воротянке, особенно в этом месте, никто никогда не купался. И дело даже не в крутом высоком обрыве. Нет.

Водовороты!

Меня с детства пугали ими братья. Жуткие истории о тех несчастных, кого туда скидывали разбойники. О маленьких девочках, которые не слушали старших и падали в омут этих грязных вод. О разъяренных утопленниках, что выползают на берег в полнолунье и поджидают путников в кустах у дороги. И я верила, особенно когда они грозились скинуть вниз и меня, если не буду их слушаться.

Эти могли.

И глазом не моргнули, когда бы я тонуть начала.

В общем, все знали: кто попадает в реку, сразу уносится на дно и обратно не всплывает.

— Айла, немедленно отойди оттуда! — ухватив меня за руку, Оуэн оттащил от обрыва на несколько шагов. — Мало ли, сползет земля и поймать не успею.

Хм... я покосилась на песчаный пригорок с рублеными краями.

— А сам ты в это веришь? — тихо поинтересовалась у друга, страшась снова услышать о склизких синих вонючих утопленниках.

— Во что? — Оуэн непонимающе уставился на меня.

— В водовороты! Мне братья говорили, что если в воду упадешь, то уже не найдут никогда. Река заберет насовсем. Навсегда! И не выпустит.

— Найдут у деревни, — отмахнулся он. — Сказки все это для ребятни. Тела у пастбища на поверхность выбрасывает.

— И все мертвые? — выдохнула, представляя в камышах среди коров мертвяков, плавающих на спинах, почему-то гребя руками. Синих. И пахнущих трясиной. Брр...

— Айла! — в голосе жениха послышалось раздражение. — Ну, почем мне знать все или нет? Но что гиблое место — так точно! Не зря же я за рощей сети ставлю, а не тут.

— Надо другую поляну для встреч выбрать, — пробурчала недовольно.

— Зачем? — смутился он и, пожевав травинку, добавил. — Нет, это хорошее место. Никто сюда не приходит. И дорога недалеко. Взрослым здесь делать нечего, а мелочь мамки не пускают под угрозой порки. Но к обрыву не подходи. Не нравится мне, когда ты там стоишь. Не по себе.

Пожав плечами, я вернулась к большим камням и присела на разложенный плащ Оуэна.

Солнце начинало припекать. Под ногами ковром стелились мелкие желтые цветочки. В зарослях звучали трели птиц. Я очень любила начало лета. Еще не жаркое и уже такое зеленое.

И вроде так хорошо, но почему-то тревожно.

— Оуэн, а когда эта война до нас дойдет?

— Уже дошла, — он встряхнул с добротных штанов налипшую грязь. — Отец сказал — завтра уходим.

— Завтра! — всполошилась я. — И ты только сейчас мне это говоришь! Оуэн!

— А что не так? — он приподнял бровь. — Я все продумал. Соберёшь с вечера узелок, и я за тобой приду. Сбежишь из дому, а там война закончится, остынет твой папка да и смирится. Куда ему деваться-то!

— Но разве так можно? — неуверенно пролепетала, глядя на друга во все глаза.

— А что нельзя? — он пожал плечами.

— Бежать из дому — это страшно! — мой голос опустился до шёпота. — Отец, если поймает... Он, знаешь, в какой ярости будет. Мне вчера за разбитый кувшин так досталось. Прутиком по рукам, — я отвернула рукав и показала свежие красные полосы. — А за побег и вовсе зашибет!

— Не поймает, — грозно рявкнул друг, глядя на следы ударов. — Я тебя в свою семью приведу, и ничего мой отец сделать не сможет. Я у него сын единственный. Кроме меня в роду только брат троюродный. Мое слово весомое! Если я сказал невеста, значит, невеста! А иначе обижусь, отрекусь от рода и пусть им братишка наследников выдает. А он хиляк! В книжках своих торчит как червь и меча в руки не берет.

— Умный, что ли? — не поняла я.

— Типо того... Не скажу, что плохо это. Но дракон... Он должен быть и начитанным, и физически сильным.

— Так может, вырастит он и сильным станет?

Оуэн пожал плечами. Заметно было, что не одобряет он увлечений брата, но и обидеть его словом боится.

— Айла-а-а! — раздалось со стороны дороги.

Мгновенно соскочив с камня, я отдернула платье и испуганно уставилась на жениха.

— Айл-а-а, а ну... Иди сюда, мерзкая соплячка. И если ты со своей ящерицей, то пусть он сразу закапывается в землю.

— Это Льям! — У меня бешено заколотилось сердце. — Если братья тебя увидят — побьют!

— Это еще кто кого! — Оуэн важно закатил рукава, словно готовясь к драке.

— Айла-а-а! Курица ты бестолковая, — на сей раз прокричал Виям. — Тебе отец, что сказал? За нами козой на привязи ходить. А ну, иди сюда. Затрещин захотела?

— Мне нужно к ним, — я спешно засобиралась.

Подняв соломенную шляпку, водрузила ее на голову и подхватила ведро с карасями.